Читать книгу "Во что мы верим, но не можем доказать: Интеллектуалы XXI века о современной науке - Джон Брокман"

Человек также обладает уникальной способностью расширять свою функциональность, изобретая новые культурные инструменты. Письменность, арифметика, наука – все эти изобретения появились недавно. У нашего мозга не было времени эволюционировать настолько, чтобы создать все эти инновации. Но я думаю, что они стали возможными, так как люди способны по-новому мобилизовать старые области своего мозга. Когда мы учимся читать, то трансформируем определенный участок нашей визуальной системы, которая называется «зоной визуальной словоформы». Это позволяет нам распознавать ряды букв и связывать их с участками, отвечающими за речь. Точно так же, когда мы учим арабские цифры, то создаем схему, позволяющую быстро преобразовывать форму в ее содержание, – мгновенную связь между билатеральными визуальными участками мозга и теменной областью, ответственной за понимание количества. Даже настолько простое изобретение, как счет с помощью пальцев, кардинально отличает наши когнитивные способности. Индейцы Амазонки, которые до сих пор не изобрели счета, не способны совершить даже простейшие арифметические операции, скажем, отнять от шести два.

Такая «культурная рециркуляция» показывает, что функциональная архитектура человеческого мозга основана на сложном сочетании биологических и культурных элементов. Вероятно, образование еще больше увеличивает разрыв между человеческим мозгом и мозгом наших братьев-приматов. Практически все эксперименты с использованием магнитно-резонансной томографии мозга человека сегодня проводятся на хорошо образованных добровольцах. По-видимому, их мозг чрезвычайно трансформирован. Чтобы лучше понять различия между мозгом человека и обезьяны, нам нужны новые методы, позволяющие расшифровать организацию мозга младенца и выяснить, как он меняется в процессе образования.

Стивен Косслин

Стивен Косслин – профессор психологии Гарвардского университета и дипломированный психолог отделения неврологии Массачусетской больницы. Автор книги «Влажный разум: новая когнитивная неврология» (в соавторстве с Оливером Кенигом).

В наши дни кажется очевидным, что разум – производное мозга (не сердца, не печени, не какого-то другого органа). На самом деле, я иду дальше и считаю, что разум – продукт деятельности мозга. Но эта идея не противоречит одному нестандартному предположению: наш разум может быть продуктом не только нашего собственного мозга, но, отчасти, и мозга других людей.

Позвольте мне объяснить. Эта идея основана на трех ключевых наблюдениях.

Первое. Наш мозг ограничен, поэтому мы используем «костыли», дополняющие и расширяющие наши способности. Например, попробуйте умножить в уме 756 на 312. Трудно, правда? Проще, если под рукой есть карандаш и бумага, а еще лучше – электронный калькулятор. Подобные устройства – своего рода «протезы», компенсирующие недостаток умственных способностей, точно так же как деревянная нога компенсирует физический недостаток.

Второе наблюдение состоит в том, что наш главный «протез» – это другие люди. Мы создаем то, что я называю «системами социальных протезов», или ССП. Мы предполагаем, что другие люди увеличат наши умственные способности и помогут нам регулировать и конструктивно выражать наши эмоции. Хороший брак отчасти может оказаться результатом того, что два человека служат друг для друга эффективными ССП.

Третье наблюдение состоит в том, что ключевой элемент для того, чтобы служить ССП для других людей, – научиться им помогать. Те, кто входит в нашу «систему социальных протезов», адаптируются к нашим индивидуальным потребностям, желаниям и пристрастиям. А акт научения меняет мозг. Входя в нашу ССП, человек дает нам на время часть своего мозга!

Коротко говоря, мозг других людей становится продолжением нашего собственного мозга. А если разум – продукт мозга, то наш разум – продукт не только нашего собственного мозга, но и мозга тех, кто входит в нашу ССП.

Практическое применение этих идей может быть довольно широким – от осознания, почему мы так или иначе ведем себя по отношению к другим, до понимания происхождения этики и религии. На самом деле, можно сказать, что, когда наше тело умирает, часть разума продолжает жить. Но прежде чем исследовать такие таинственные территории, было бы неплохо иметь твердую почву под ногами – то есть получить доказательства, что подобные рассуждения вообще стоит принимать всерьез.

Алекс Пентланд

Алекс (Сэнди) Пентланд – пионер в области «нательных компьютеров», систем мониторинга состояния здоровья, «умного» окружения и технологий для развивающихся стран. Профессор Массачусетского технологического института; в настоящее время возглавляет группу, исследующую динамическое поведение человека, в лаборатории средств информации Массачусетского технологического института.

Что, если каждый из нас – элемент коллективного интеллекта, обладающий при этом отдельным сознанием? Тогда можно было бы ожидать, что коллективный разум время от времени напоминал бы о себе, непосредственно управляя отдельными умами. Разъяренные и испуганные толпы иногда считают примерами коллективного разума в действии: в толпе возникают нелингвистические каналы коммуникации, подавляющие способность к рациональному поведению отдельного человека.

Но каким бы мощным ни было подобное групповое давление, обычно его считают просто свидетельством слабости рационального мышления отдельной личности, примитивной поведенческой системой, обеспечивающей безопасность племени в трудные времена. Конечно, такой племенной разум не действует в рамках нормального, ежедневного поведения – или все же действует? Если бы человеческое поведение было во многом основано на коллективном племенном разуме, можно было бы ожидать, что нелингвистическая система социальных сигналов – подобная той, которая движет поведением толпы – действовала бы даже в самых рациональных и важных человеческих взаимодействиях. Как в танце пчелы, так и в этой системе были бы нелингвистические сигналы, точно предсказывающие важные поведенческие результаты.

Именно это я и обнаружил. Вместе с членами моей исследовательской группы мы создали компьютерную систему, регистрирующую и оценивающую ряд нелингвистических социальных сигналов, например, заинтересованность, подражание, деятельность и стресс. Эта система анализирует «тон голоса» человека с интервалом в одну минуту. Люди крайне редко осознают тон своего голоса. Но другие исследователи (Яффе, Шартран и Барг, Франс, Каген) показали, что фиксация подобного поведения позволяет прогнозировать развитие у детей речи, способность к сопереживанию, депрессии и даже развитие личности ребенка. Мы обнаружили, что можем использовать подобные измерения передачи социальных сигналов для точного прогнозирования самых разных поведенческих результатов.

Примеры объективного и инструментального поведения, результат которого мы можем точно предсказывать, включают переговоры о зарплате, решение о том, пойти ли на свидание, и роли в социальной иерархии. Среди примеров субъективных предсказаний – выбор нового сотрудника из нескольких кандидатов, проявление сочувствия или интереса к другому человеку. Точные прогнозы даже для длительных взаимоотношений можно сделать, понаблюдав всего в течение первых нескольких минут. При этом лингвистическое содержание поведения, похоже, не слишком влияет на прогноз.